Клинок Ворона - Страница 13

— Тебя как зовут? — прошептала я, решив, что прояснять ситуацию надо именно сейчас, иначе дело запутается до состояния кудели.

Парень поднял голову и удивленно моргнул, словно не был уверен в том, что я умею разговаривать.

— Как тебя зовут? — пришлось повторить.

— Айс, — пробормотал он и вновь опустил голову.

— Приятно познакомиться. Можно, я буду тебя так называть? Или нужно еще какое-то обращение перед именем? — во мне вдруг проснулись почти погибшие ростки этикета.

— Сабира может называть меня, как ей угодно.

Замечательно. На один вопрос ответ готов. Загадочная «сабира» — это я, собственной персоной. Остались сущие мелочи: выяснить, что означает это милое словечко и что, в конце концов, здесь происходит? Сам парень, похоже, не отличался излишней говорливостью, поэтому пришлось взять беседу в свои руки.

— Меня зовут Аня, — вдохновенно начала я и запнулась. О чем говорить дальше, я решительно не представляла. Ладно, попробуем поиграть в вопросы.

— Это ты меня нашел?

Айс отрицательно покачал головой:

— Сабиру нашла стая. Я пришел позже.

— Какая стая? — спросила я, чувствуя себя ущербней некуда. — Вернее, стая кого? Товарищей? Если не затруднит, то поподробней, пожалуйста...

— Сабиру нашли волки. Дали мне знак. Я принес сабиру сюда.

Если краткость — сестра таланта, то этот парень был даровитей даровитого. Этакий бледнокожий лаконичный Чингачгук. На его фоне мерк даже киношный Саид, со своим извечным «стреляли».

— Значит, это ты меня спас, — утвердительно сказала я, стараясь ногой незаметно подтянуть к себе рюкзачок — голодное журчание желудка мешало сосредоточиться на разговоре. — И чего мне теперь делать? Простое спасибо за такой поступок — это маловато...

Айс очумело уставился на меня, словно я только что изобрела вечный двигатель, одновременно исполняя танец маленьких лебедей. Надо отметить, такое выражение лица ему очень шло. Буду почаще его поражать.

— Я глуп. Не понимаю, о чем говорит сабира.

— А чего тут понимать? Если бы ты не вытащил меня с равнины, я бы так и осталась украшать лед своей замерзшей тушкой. Я мало чем отличаюсь от нормальных людей, а любой нормальный человек, прежде всего, хочет жить. Это основной инстинкт. Ты меня вытащил, уж не знаю почему, из благородства, жалости или каких других убеждении. Я благодарна, но этого мало. Все-таки, моя жизнь стоит дороже моей благодарности, какой бы искренней она не была, — по мере того как я говорила, в глазах Айса появлялось все больше удивления, смешанного с непониманием. — Спасенный всегда в долгу перед героем, который вытащил его из беды. В данном случае герой — ты. Теперь ясно? Теперь было бы неплохо разъяснить, каким образом я могу отплатить тебе за свою жизнь.

От последних слов этой бурной речи Айса передернуло, и он торопливо отвел глаза. Кажется, я опять сморозила что-то не то.

— Сабира ничего не должна. Сабира не может быть что-то должна, — глухо проговорил он.

— Так. Давай начнем сначала. Во-первых, тебя не затруднит объяснить, что означает «сабира»? А то я, знаешь ли, не в курсе.

— Сабира шутит?

— Нет, не шучу. Давай представим, что я слишком долго пробыла на холоде и отморозила голову вместе с памятью. Ничего не знаю, ничего не помню. Твоя задача — подробно ответить на мои глупые вопросы, — недовольно проворчала я и уже мягче добавила: — Мне кажется, что ты меня принял за кого-то другого. Не сердись только, ладно? Я не обманываю, не издеваюсь и меньше всего на свете хочу тебя обидеть. Просто сама уже устала оттого, что ничегошеньки не понимаю.

Айс промолчал. Он все так же стоял на четвереньках, и нелепость этой позы раздражала больше всего. Создавалось стойкое ощущение, что я бьюсь лбом в очень крепкую дубовую дверь. Поняв, что пауза затянулась в лучших традициях Станиславского, я решила разобраться хотя бы с одним из тысячи терзающих меня вопросов.

— Эй, Айс! Ты бутербродами с сыром питаешься?

Парень поднял взгляд и тряхнул гривой, словно его только что окатили ушатом воды.

— Ладно, будем считать, что питаешься. Они немного подсохли, но все еще съедобны, — я расстегнула ремешки рюкзачка и углубилась в поиски пакета. Первое, на что наткнулась моя рука, — злополучный нож. Странно, я вроде его туда не клала. «Подвинься, мне не тебя сейчас надо». По закону вредности, бутерброды оказались засунуты во внутренний карман под молнию. Четыре вынимаем... Вообще-то я всегда думала, что с арифметикой у меня проблем нет. Точно помню — бутербродов было пять. Один я съела, пока шаталась по равнине. Производим нехитрую операцию по вычитанию. Что в результате? Верно, четыре. Вопреки всем законам математики и здравого смысла из пакета на меня смотрел несуществующий пятый бутерброд. В таких случаях один мой знакомый употреблял богатое слово «оппаньки». «Ну и черт с тобой! Больше — не меньше», — философски рассудила я и протянула парню два бутерброда, логично рассудив, что делиться надо по-братски.

— Вот. Держи.

В ответ на этот широкий жест Айс одарил меня нехорошим взглядом. Обычно так смотрят на безнадежно больных людей.

— Слушай, я очень хочу есть. Составь мне компанию, пожалуйста, — жалобно попросила я.

— Сабира ведет себя странно, — прошептал Айс, и в его серых глазах проскользнула тревога.

— Я не сабира. Я вообще не знаю, что это такое, и не понимаю, почему ты обзываешь меня этим дурацким словом. Уже полчаса я старательно пытаюсь донести до тебя эту нехитрую информацию, — не выдержав, я, урча от удовольствия, вцепилась зубами в бутерброд. — Жуй давай! А то у тебя такой вид, будто ты ешь один раз в год, двадцать девятого февраля.